Начавшаяся в июле 1914 г. Первая Мировая Война вызвала появление
в составе Императорской Российской Конницы новой боевой единицы, и при том - территориального характера: Кавказской Конной Туземной Дивизии, именовавшейся в
военном обиходе - "Дикой"; она вскоре же прославилась своими боевыми
действиями в такой степени, что некоторые полки ее, в том числе - родной полк,
пишущего эти страницы - Кабардинский Конный (второй полк первой бригады) - имели получить Георгиевские штандарты, чем были бы сравнены в своем достоинстве
со славнейшими и старейшими полками. Помешала этому - "Великая и
Бескровная".
Территориальные формировании не были незнакомы Российской
Армии. Во времена Императоров Александра I и Николая I т. наз. "Царство Польское",
входившее в состав Российской Империи и управлявшееся Наместником (братом Императора - Константином Павловичем, Вел. Князем) имело свою армию; но участие ее в
мятеже 1831 года привело к ее расформированию, что, впрочем не повлияло никак
на положение поляков, офицеров других частей Российской Армии; они продолжали
пользоваться полным доверием Власти. Царство Польское имело тогда и свои знаки
отличия, и свою монету. Вторичный мятеж - 1863 года - несколько поколебал это
доверие: нелояльное поведение отдельных офицеров - католиков, иначе - поляков,
в большинстве своем находившихся под воздействием католического мира, привело
Правительство к решению не допускать в состав Генерального Штаба католиков - мера, вызванная печальной необходимостью государственного самосохранения. Забылось,
и мало кому теперь известно, благородное и полное уважение к человеческой личности
отношение Власти к полякам-офицерам: в то время, когда русские полки были
двинуты в Польшу на подавление этого кровавого мятежа, всем полякам, в них
служившими, было предоставлено право без всякого ущерба для их службы, переводиться
в части, не участвовавшие в этой, собственно говоря - войне против братьев по
крови. - Пусть справедливо требовательный карандаш редактора не торопится
досадливо исправлять это отклонение автора от основной темы: она имеет свою
цель.
Великое Княжество Финляндское в конце ХIX-го века тоже имело
свои полки: впоследствии, по освобождении Финляндии от воинской повинности,
замененной внесением дополнительного налога, полки эти, с русским уже составом,
сохранились в Армии под наименованиями "Финляндский'' - Л. гв. Финляндский
стрелковой в 2?-й драгунский. Следует отметить: по свидетельству наших
эмигрантских газет - в нынешней независимой и демократической Финляндии
памятник Российскому Императору Александру Первому - сохранен и к подножию его
приносят цветы.
Целый ряд народов и народностей в Империи Российской были
свободны от воинской повинности, которая ложилась бременем на плечи, главным
образом, коренного Российского населения; это позволяло им сохранить свою
молодежь для производительного труда под защитой молодежи Русской. В то же
время представители этих народов, желавшие вступить в военную службу,
пользовались полными правами к этому и достигали даже высоких постов; примерами
- генер. Маннергейм - финн., ген. Мехмандаров - Кавказский татарин, ген.
Хагандоков - кабардинец и бесконечное число других, преданно и доблестно
служивших России и отдавших за Нее свои жизни.
И - странное дело! Поставленные судьбой в необходимость
покориться России и узнать Ее - люди и народы, дотоле бывшие Ее врагами -
переставали быть ими!
Последний Имам Чечни и Дагестана - Шамиль - вел в
продолжение десятилетий ожесточенную войну с Россией. Взятый в 1859 году в плен
(в знак уважения к его доблести ему было оставлено его оружие) - он был отвезен
в г. Калугу, где содержался со всей своей семьей, окруженный почетом, Он говорил:
- "Если б я знал — какой человек Император Александер - я никогда не
поднял бы против него оружия!" — Жизнь свою он окончил в Мекке, куда ему -
полувековому вождю кровавой борьбы — было разрешено ехать на поклонение, а его
сын был назначен флигельадъютантом к Императору Александру II-му. Последний владетельный князь Карачан-Шахматов
вел упорную борьбу с Россией еще в 70-80-х годах: я видел ущелье, где
происходило последнее сражение. Его сын, с которым пришлось мне познакомиться в
1914 году - князь Мурзакул Крым-Шамхалов — был в Русско-Японской войне
командиром полка и кавалером ордена св. Георгия.
Большинство туземцев славной "Дикой Дивизии" были
- или внуками, или - даже - сыновьями бывших врагов России. На войну они пошли
за Нее, по своей доброй воле, будучи никем, и ничем не принуждаемы: в истории
Дикой Дивизии - нет ни единого случая, даже единоличного - дезертирства!
Как, какими чарами, привораживала к себе наша Россия сердца
даже побежденных врагов, а детей их - делала своими: патронами?! - Косвенно
отвечают на это слова человека, не тяготеющего к старой, Императорской России и
потому - беспристрастного: в журнале "Объединенный Кавказ", № 3.4,
kasien » - Munchen,8, Steinstrasse 40/1, март-апрель 1953 года -Verlag «
Vereinigtes Kau. » в статье "Оскверненные святыни" автор, А. Гирий,
пишет: ''... В этой роще (в Ставрополе Кавказском) русские офицеры устроили
торжественную встречу пленному Шамилю. Ему оказывались воинские почести и до
поздней ночи не умолкала музыка, и не гасли плошки..."
А вот свидетельство человека, еще более беспристрастного,
воспитанного в Англии, т. е. против России - даже предубежденного. Это - принц
Люис де Орлеанс е Браганца, совершивший в 1902 году путешествие по Индии,
переваливший Гиндукуш и через Русский Туркестан вернувшийся в Европу. В 1951
году, в Рио де Жанейро, вышла его книга об этом путешествии - « D. L. de
Orleans е Braganza - On de Quatro Imperios se encontram ». Ознакомившись с
английской Индией и Русским Туркестаном, он задает себе вопрос: кто же является
настоящим специалистом в искусстве управления покоренными инородцами - русские,
или англичане? Он говорит: - " Административная сеть русских, конечно, не
так безупречно организована, как английская, но за то - более гибка". Он
отмечает, что всюду в этой азиатской стране царствует спокойствие, благополучие
и довольство. Это - заслуга царской администрации, которая в 30 летний срок
привела в порядок и мирное состояние страны, где испокон веков шли междоусобные
войны, царили анархия, постоянная вражда между многочисленными племенами. Принц
пишет:
- Методы цивилизации здесь менее радикальны и сильно отстают
от модерных английских: но житель Русского Туркестана никак не может жаловаться
на судьбу: он не потерял ни свою старую свободу, ни язык, ни религию, ни
обычаи. Он ни перед кем не должен гнуть голову, в противоположность индусу,
находящемуся в полном унижении под английским давлением. Даже мусульманский
фанатизм примирился с властью неверных, а народы уже совершенно искренно
признают власть Белого Царя - наследника, как утверждают легенды, и законного
последователя Чингиз Хана. Европеец может совершенно безопасно бродить по всем
городам и местечкам - в любой час суток, без всякой охраны и без оружия. А вот
в Пешавере и в Багоре, или у афганской границы, неосторожные англичане
уничтожаются - систематически и беспощадно".
(Из статьи И. Покровского: "Бразильский принц о России
- "Наша Страна", № 418, 23.-1.-959 г.).
Пусть наши современники-иностранцы, именующие Императорскую
Россию "Тюрьмою народов" - ответят честно: бывали ли явления,
подобные Дикой Дивизии, в истории их государств? И могут ли они похвалиться
такими отзывами иностранца об их колониальном устроении?!
На Кавказе у нас существовали две территориальные военные
единицы: Дагестанский Конный и Осетинский Конный Дивизионы: оба считались
иррегулярными и пополнялись исключительно добровольцами: оба по своей военной
подготовке были на одинаковой высоте с остальными частями нашей конницы. Но
офицерство частей регулярных любило добродушно подшучивать над территориальным
составом их, изображая придуманную сценку на параде: - "Дивизион! Шашки -
видергай!!" И, после некоторого промедления - ответ из рядов: - "Не видергаются: джарунсавел !!" (заржавел!!).
Еще в Русско-Японской войне из народностей Кавказа, бывших
свободными от воинской повинности, за исключением грузин и армян, явилось много
желающих идти на фронт: из них был составлен особый конный полк, заслуживший
себе славу, но с окончанием войны расформированный. Патриотический подъем,
охвативший всю Россию с объявлением Германией войны, подал мысль о сформировании
из Кавказцев уже целой Конной Дивизии. Начальником ее был назначен Великий
Князь Михаил Александрович
- "Велики Кенезь Михалка - бират (брат) Царя!"- как
с гордостью произносили туземцы; нач. штаба был ген. штаба, полковник Юзефович.
В Дивизии было 6 полков, шестисотенного состава каждый: Дагестанский,
Кабардинский, Черкесский, Ингушский. Чеченский и Татарский. Впоследствии число
сотен в полках сведено на 4 (что привело к известной их громоздкости; так,
напр. в сотне, в которой находился я, во время нашего похода на Петроград, было
около 250 шашек при "собственной" пулеметной команды, из пулеметов,
взятых сотней у австрийцев: пулеметчиками были балкарцы. Штандартов у полков не
было - их заменяли полковые значки. Полки делились на сотни, по примеру
Казачьих, но офицерские чины были - по регулярной кавалерии - корнеты, шт.
ротмистры, ротмистры; унтер. офицеры именовались урядниками, рядовые -
всадниками. Состав полков был племенной - по месту комплектования: это делало
его иногда пестрый: напр., в Дагестанском полку были люди приблизительно -
около 20-ти разных наречий, в Кабардинском были и их соседи - балкарцы, горские
татары, говорившие по-татарски. Поступающий всадник получал коня и все
снаряжение, но обычно он являлся со своим конем и холодным оружием, стоимость
чего, по казенной расценке, ему выплачивалась. Жалованье было высокое - 20
рублей в месяц: за каждый георгиевский крест добавлялось 3 рубля. Характерно,
что в обоз идти из них никто не соглашался, считая обозную службу - унизительной.
Обозные команды пришлось составить из русских солдат. Во время революции этот
обозный состав оказался горючим материалом, причинявшим командованию много
хлопот. Офицерский и унтер-офицерский состав подбирался из желающих в среде
регулярных и казачьих полков: предпочитались люди, знакомые с правами
кавказцев. Позже офицерский состав пополнялся и молодежью из юнкерских училищ,
охотно выходившей в Дикую Дивизию.
При Дивизии была сформирована пулеметная команда из матросов
Балтийского Флота, явившаяся в 1917 году главным очагом пропаганды; был
сформирован также и собственный Дивизионный Лазарет.
Чтобы правильно понять природу Дикой Дивизии нужно иметь
представление об общем характере Кавказцев, ее составлявших.
Говорят, что постоянное ношение оружия - облагораживает
человека. Горец - с детства был при оружии: он не расставался с кинжалом и
шашкой, а многие - и с револьвером, или старинным пистолетом. Отличительной
чертой его характера было чувство собственного достоинства и полное отсутствие
подхалимства. Выше всего ценилась ими храбрость и верность; это был прирожденный
воин, представлявший собой великолепный боевой материал, правда - в те времена,
при его незнакомстве с военной службой - сырой и требовавший терпеливой и
внимательной обработки. Надо отдать должное офицерам и урядникам, на долю
которых она выпала: с задачей обучения и воспитания всадников в короткий срок -
они справились блестяще, вложив в это дело всю душу.
Вся трудность этого обнаружилась с первых же дней.
Относительно легче было со внедрением дисциплины: всякий мусульманин воспитан в
чувстве почтения к старшим - это поддерживалось "адатами" - горскими
обычаями; не трудно было обучить и приемам владения холодным оружием - привычка
к нему у кавказца в крови.
Но обращение с 3-х линейной винтовкой, строй и хотя бы
поверхностное знакомство с уставами требовали упорного и длительного труда;
дело осложнялось еще и тем, что очень многие едва-едва объяснялись по-русски, а
были и совсем русского языка не знавшие; как такому человеку растолковать
значение прицельной рамки, или - обязанности и права часового?! Слова команд -
можно было заставить заучить наизусть, но все же и офицерам, и урядникам
приходилось постоянно иметь при себе переводчика. т. к. людей, владевших
столькими кавказскими наречиями найти было трудно. Все трудности эти были
преодолены. Мне вспоминается мое первое дежурство по полку: проходя мимо
денежного ящика и стоявшего около него часового, взявшего "на-краул",
я остановился - мне показалось, что висящая печать сломана; совершенно
машинально я протянул руку, чтобы ее осмотреть; в то же мгновение часовой, с
каким-то гортанным возгласом, угрожающе поднял шашку. Он не говорил по-русски,
но устав знал!
В полках несколько отставала постановка стрелкового деда, но
некоторым пренебрежением к огню страдало тогда не много полков нашей кавалерии.
Как ни странно - много муки приняли г. г. офицеры с обучением езде, хотя все
кавказцы - с детства на коне. У них привычка сидеть в седле несколько боком -
то правым, то левым, в результате чего, при больших переходах, в полках
появлялась масса лошадей со сбитыми спинами. Отучить всадников от этой привычки
было трудно. С прибытием на фронт обнаружилась еще одна трудность - переработка психологии.
Как я сказал - у всякого кавказца - безграничное почитание храбрости: нельзя
более сильно оскорбить его, как хотя бы только намекнуть на его в нем
недостаток. В первое время в стороженном охранении были не редки случаи, когда
всадник расстилал бурку и спокойно укладывался спать, а на требование офицера -
бодрствовать - отвечал с глубоким убеждением в своей правоте: - "Тебе
боится - не спи. Моя - мужчина. Моя - не боятся. Спать будет".
Особенностью туземцев была их боевая личная инициатива.
Опять таки вспоминается случай: после боя наш полк отошел и к вечеру я был
послан с разъездом разведать - занято ли уже австрийцами оставленное нами село.
В 2-3 км.
перед ним и немного вправо был большой, обнесенный каменной оградой, фольварк -
место для охранения - превосходное; трудно было предположить, чтоб неприятель
им не воспользовался. Остановившись за укрытием я стал вглядываться в бинокль;
стоявший за мной всадник, с медалью за Русско-Японскую войну и двумя крестами
- за эту, вдруг щелкнул нагайкой и карьером помчался к фольварку; проскочил в
приотворенные ворота и, через несколько минут, возвратился тем же аллюром и
доложил, что фольварк пуст. Нужно упомянуть еще об одном качестве туземцев: на
поле боя они никогда не оставляли своих - не только - раненых, но даже и
убитых, и выносили их, несмотря на огонь.
Боевые награды всадниками очень ценились, но, принимая
крест, они настойчиво требовали, чтобы он был - не с птицами, а - с джигитом:
кресты для иноверцев Импер. Армии чеканились с двуглавым орлом, а не с Георгием
Победоносцем.
Вскоре после первых боев начали определяться и некоторые
характерные особенности полков: так - ингуши - отличались замечательной
способностью к ночным переходам и боям, но были впечатлительны к артилерийскому
огню: дагестанцы - к действиям в конном строю склонностью не отличались, но
проявили себя в пешем бою, как несравненная пехота: старые боевые офицеры
говорили, что никакой огонь не в состоянии вынудить к отходу окопавшихся
дагестанцев.
Отношения между офицерами и всадниками носили характер
совершенно отличный от отношений в полках регулярной конницы, о чем молодые
офицеры наставлялись старыми. Например - вестовой, едущий за офицером, иногда
начинал петь молитвы, или заводил с ним разговоры. В общем уклад был патриархально-семейный,
основанный на взаимном уважении, что отнюдь не мешало дисциплине; брани -
вообще не было места. Если можно серьезно говорить о "сознательной дисциплине",
введенной "главноуговаривающим" Керенским, то, конечно, она была бы
возможна лишь при существовавших в Дикой Дивизии нравах.
Офицер, не относящийся с уважением к обычаям и религиозным
верованиям всадников -терял в их глазах всякий авторитет. Таковых, впрочем, в
Дивизии и не было.
Племенной состав офицеров в полках был смешанный: напр. в Ингушском,
кроме русских и ингушей, было много грузин: в Кабардинском - были и кабардинцы,
и осетины, и балкарцы, и грузины. В полковой офицерской среде все были равны, и
никому в голову не могло придти считаться каким либо образом с национальностью
другого - все были членами единой полковой семьи - Русскими офицерами!
Бои выдвинули многих всадников в прапорщики, что открывало
им дальнейшее продвижение в чинах; образование тут уступало место храбрости и
военным способностям. Так, в нашем полку был поручик-балкарец, весь израненный
и все же оставшийся в строю; он имел орден св. Владимира с мечами - награда,
выделявшая офицера не менее Георгиевского Оружия и дававшая права
потомственного дворянина. Будучи не в состоянии, по малограмотности, писать, он
всегда держал при себе вольноопределяющегося, составлявшего под его диктовку
донесения. Таких офицеров из простых всадников, произведенных за отличия, в
Дивизии было много; все они равнялись по кадровым офицерам и офицерам из
юнкерских училищ, число которых в полках преобладало, и старались перенимать их
манеры держаться и вести себя: таким образом в полках сохранялась атмосфера
офицерских традиций, столь характерная для Императорской Конницы. Создавались
также и полковые обычаи. Напр. в нашем полку на обязанности адъютанта было
подсчитывание - сколько за столом офицерского собрания находится магометан, и
сколько християн; если было больше магометан - все оставались в папахах, - по
мусульманскому обычаю; если больше христиан - все их снимали - по обычаю христиан.
Это проявление уважения одних к другим вело к большей сплоченности. Слагались
также в полках и свои песни. Так, в Кабардинском была песня, написанная
вольноопределяющимся - трубачем первой сотни, о бое под Ласковицей, взятой
стремительной атакой в конном строю -
полк забрал тогда в плен целый австрийский батальон. В моей памяти сохранились
лишь отрывки этой песни:
"Не гром гремел, не буря пела
Под Ласковнцей по полям:
В атаку "первая" летела -
Отдав поводья лошадям.
Граф Воронцов нас вел отважный –
С ним не страшна австрийцев рать:
За ним пойдем мы смело каждый
Куда угодно - умирать!!"
и конец ее:
"Франц-Иосиф, царь австрийцев,
Будет помнить удальцев!
Он не забудет Кабардинцев –
Кавказа дикого сынов!!"
В Татарском полку сложена была песня об "удальцах-татарах"
под Черткувом; в Ингушском - распевали после взятая австрийской батареи:
''Пушки мы забрали –
Рады от души!
Ай-да-ли-ли-да-ли –
Наши Ингуши!!"
Распевали, если и не совсем складно, то - с чувством! Так,
исподволь, Дикая Дивизия, сохраняя свою своеобразность, все более приближалась
к слиянию с регулярными, в число которых она, по окончании войны, должна была
вступить.
Пришел злосчастный февраль 1917 год. Отречение Государя от
престола потрясло всех; того "энтузиазма", с которым, все население,
по утверждению творцов революции, встретило ее "не было: была общая
растерянность, вскоре сменившаяся каким-то опьянением от сознания, что теперь - "все позволено". Всюду развевались красные флаги, пестрели красные
банты. В Дикой Дивизии их не надели, кроме обозников и матросов пулеметчиков.
Всадники ко всем "достижениям революции" отнеслись с угрюмым
недоверием. Один из пожилых балкарцев говорил мне:
- Не знаю, синок, не знаю. От этого Керенского - Меренского
(острота, от слова "мерит" -существо бесполое) ничего хорошего не
будет!" Смущало также и требование правительством новой присяги - к ней
мусульмане относятся бережно. Выход был найден Командованием: вместо присяги
Дивизии предложили дать письменное обещание исполнять приказания Временного
Правительства, что возражений не встретило.
После приказа № 1 армия начала быстро разлагаться. Комитеты
были введены и у нас, но они находились под влиянием офицеров и т. наз.
"стариков". В одной из сотен нашего полка имела место наивная и
трогательная просьба всадников к командиру сотни:
- "Русские прогнали Царя. Напиши Ему, чтобы ехал к нам
в Кабарду: мы его и прокормим, и защитим!"
Отношения между всадниками и офицерами оставались в Дивизии
прежними, и по-прежнему сохранялась дисциплина и уважение к старшим. Высшей
оценкой царившего в Дивизии духа являются слова самого генерала Корнилова,
произведшего нам смотр перед общим наступлением - в г. Заблотове, 12. II. 1917 г. и сказавшего нашему
начдиву, ген. кн. Багратиону:
- "Я наконец дышал военным воздухом!"
После июньского наступления, когда Командование,
растерявшееся от выявившейся неспособности революционированных войск, бросало
нас то сюда, то туда, для затыкания прорывов, мы были отведены на отдых в
глубокий тыл.
Чтобы пояснить обстановку этого наступления приведу вкратце
лишь один эпизод - бой нашей 1-й бригады под г. Калушем - 29.II.1917 г. - Предыдущий день и ночь наш
полк провел под дневным и ночным артиллерийским обстрелом в ожидании приказания
атаковать противника, потеряв при этом несколько лошадей убитыми - людских
потерь не было. Утром - получили приказ отойти за 25 верст на отдых; а, придя
на место, получили новое приказание - спешно двигаться еще за 25 верст к г. Калушу,
где замитинговавшая пехотная бригада покинула фронт. Наступала германская
пехота, т. е. противник более серьезный, чем австрийцы. Придя в Калуш, наша
бригада, ход командованием командира нашего полка - полк. Абелова, рассыпавшись
жидкими цепями, без поддержки артиллерии и подвергаясь фронтальному и фланговому
артиллерийскому обстрелу германцев, остановила их наступление. Наши полки, при
усиленном смешивании, могли дать едва 1500 стрелков.
Во время нашего движения с фронта в тыл, на отдых, нам был
произведен смотр генералом, фамилии которого я теперь не могу вспомнить,
благодарившим нас от лица Корпуса за самоотверженную боевую работу. По
окончании короткой речи перед фронтом всей Дивизии, построенной
"покоем", генерал - то ли в подражание Скобелеву, то ли - из желания
идти в ногу с революционным Правительством - снял фуражку и принялся
раскланиваться на все стороны: это производило тягостное впечатление!
После продолжительного отдыха Дивизия была двинула в
Петроград: первое выступление большевиков заставило Временное Правительство
подумать о необходимости держать в столице не распущенную солдатню запасных батальонов,
а надежные, дисциплинированные части.
Переброска нашей Дивизии в Петроград для роли его гарнизона,
была решена еще в декабре 1916 года, но преступно задерживалась скрытыми
революционно настроенными другами Командования.
После недолгой остановки в районе ст. Дно, Дивизия эшелонами
двинулась по жел. дороге дальше. К этому времени она была уже развернута в
Корпус - командовал им наш прежний Начдив - кн. Багратион. Атмосфера была
напряженная - все чувствовали, что столкновение с силами, защищающими
завоевания революции - была неизбежна. Эшелон сотни, в которой находился я, следовал,
имея на паровозе пулеметную команду с офицером. На станциях уже всюду виднелись
обращения Керенского ко - "всем, всем, всем...". Остановил движение
корпуса приказ кн. Багратиона. Перевернулась страничка Истории. Немного спустя
мы были отправлены на Кавказ, для "укомплектования". Прибыв туда, мы
не только не получили этого "укомплектования", но даже перестали
получать и жалованье, и довольствие. Это был конец Дивизии. Врем. Правительство
предпочло иметь части небоеспособные, но настроенные революционно!
Наш Кабардинский полк просуществовал еще до конца марта 1918 г.; г. г. офицеры и
около 120 всадников продолжали еще держаться вместе, живя на собственные
средства: большинство всадников, с разрешения к-ра полка, уже разъехалось по
домам.
Движение Дивизии на Петроград привлекло к ней особое внимание
большевистской организации и на разложение ее были направлены все силы; однако,
не смотря на напряжение агитации, ни единого выступления всадников против
офицеров, как таковых - не было; тогда была применена другая тактика:
постарались в душах кавказцев разжечь давно уже изжитую под управлением России
племенную вражду. Это имело успех. В Ингушском полку X восстановили ингушей
против грузин, в нашем - кабардинцев против осетин" и те, и другие вынуждены
были покинуть полки, в рядах которых так дружно жили дотоле, и доблестно
служили. Нужно отметить, что против офицеров русского происхождения ни в одном
полку выступлений не было.
Заканчивая статью о Дикой Дивизии, я сделал бы
непростительную ошибку, не указав на главную причину самой возможности ее
появления и кратковременного, но славного ее существования: мудрую и человечную
колониальную политику Императорской России; политику, проникнутую чувством
уважения к чужим верованиям, нравам и обычаям. Позволю себе задержать еще внимание
читателя и привести рассказ, слышанный мною от стариков-кабардинцев: он может
служить иллюстрацией.
В начале этого столетия Кавказ управлялся Наместником Его
Величества, по объему власти бывшим там после Императора - первым лицом.
Кабардинский народ владел по реке Малке пастбищами - альпийским лугами, куда
летом со всей Кабарды перегонялся скот. Возникли какие-то недоразумения с
казной о границах этих лугов и Кабардинский народ послал к Наместнику в Тифлисе
делегацию своих стариков с жалобой. Они были приняты во дворце в особой комнате,
называвшейся по-кавказски - кунацкой. Поздоровавшись с ними, бывший тогда
Наместником старый граф Воронцов-Дашков, строго державшийся "адатов"
- обычаев горцев, усадил их, оставшись сам стоять у двери, как того требовал
горский этикет гостеприимства. Обстановка и атмосфера приема были так
естественны и в духе кавказцев, что старший из стариков обратился к Наместнику
с приглашением:
- "Тысс, Воронцов!" (Садись, Воронцов!) И
величественно указал ему место рядом с собой!
Как далеко это отношение к "побежденным и угнетенным
народам" - от высокомерия европейцев"!
Нет сомнения, что жизнь заставляла иногда Русскую Власть
прибегать и к суровым мерам воздействия, имевшим целью внедрение порядка и законности;
но это были короткие и исключительные случаи.
Пусть поколения, приходящие на смену нашего, видевшего и
знавшего нравственное величие и красоту Императорской России, отнесутся к Ней с
должным вниманием и почтением, и явятся достойными продолжителями Ее славных
традиций!
Младший сын Шамиля, в 1861 году был назначен в Конвой
Государя Александра II,
где и служил до 1876 гада, когда был произведен в чин полковника, а в 1885 году
был произведен в чин генерал-майора, с зачислением в запас по Гвардейской
кавалерии.
______________________________________________________________________________ Это были воспоминания корнета кабардинского полка Алексея Арсеньева. Он также является автором "Воспоминаний о службе в Кабардинском конном полку", опубликованных в журнале "Военная быль", 1972 г., № 117. Несколько фото всадников Кавказской конной туземной дивизии:
1. Всадники Кабардинского конного полка.
2. Всадники-балкарцы из Кабардинского полка.
3. Возвращение всадников черкесского полка с I-й мировой. 1917 г. Из личного архива С. Хотко.
|