Эндемические диспропорции советского сельского хозяйства создали в центральных областях России обширный неудовлетворенный спрос на плодоовощную продукцию, который в 60-х годах XX века начал структурировать в южных районах СССР разветвленную полу- и нелегальную производительную систему. В рамках этой системы Адыгее досталась функция производства помидоров.
История превращения помидоров в частнотоварную монокультуру Адыгеи известна лишь в общих чертах. Один из самых первых вопросов - каким образом удалось адыгейским сельским работникам избавиться от колхозных трудовых повинностей и приобрести землю - на конкретном уровне столь щекотлив, что на прямые ответы рассчитывать пока (т.е. в 1989 г.) не приходится. В общих чертах можно сказать следующее.
Аульская крестьянская община оказалась весьма прочна. Даже после ее уничтожения в период коллективизации в качестве реликтовых общественных структур, иногда на уровне лишь социальной памяти, продолжали существовать патриархальные семейные отношения, крестьянская трудовая этика, аульская взаимопомощь. Уровень десоциализации в ауле и казачьей станице никогда не опускался так низко, как в русской деревне или в том же иногороднем хуторе, соседствующем с аулом. Неплохим индикатором запаса социальной прочности в данном случае выступает степень распространения алкоголизма.
Предгорья Адыгеи традиционно рассматривались как малопродуктивный довесок к прикубанской степной "житнице", и это сохранило от хищнической сверхэксплуатации значительные земельные угодья. Хозяйство адыгейских колхозов традиционно более диверсифицированное, чем у задавливаемых планами по сдаче зерна и технических культур колхозов степной полосы. Овощеводство, ориентированное на крупные перерабатывающие комбинаты, начало развиваться в Адыгее еще в предвоенные годы.
Помидорный бизнес аульчан вырос из приусадебного огородничества. Традиционно огородниками, снабжавшими рынки Краснодара и других городов, были отнюдь не черкесы, а греки, болгары и молдаване, плюс некоторые иногородние "кулаки". Эти этносоциальные группы были уничтожены в ходе выселений 30-40-х годов, причем в ряде случаев их налаженные хозяйства включались в адыгейские колхозы в качестве полеводческих отделений.
Ранее беднейшие аулы горных отрогов разбогатели благодаря картофелю, который из-за жаркого степного климата и советского планирования по монопольным ценам сбывается в городах и станицах Дона и Кубани. При колхозной системе в Адыгее сложилась странная ситуация, когда меньшее в сравнении со степной зоной Кубани плодородие почв оказалось фактором развития товарного земледелия.
До начала 60-х годов адыгейцы были одной из самых бедных групп населения Краснодарского края. На рынках они торговали в основном дровами и дикими каштанами, иногда рыбой и птицей. Переход на продажу овощей и открытие путей на базары центральной России произвел революцию в ауле. Приток денежной массы начал возрастать едва ли не в геометрической прогрессии. Рубеж 60-70-х годов был отмечен качественным скачком в помидорной эпопее - от приусадебных участков и важной дополнительной статьи доходов происходит поворот к профессионализации и интенсификации. Начинается скрытый захват колхозных полей, спекуляция государственными поставками помидоров, которые вместо давилен консервных комбинатов после пересортировки попадают на базары Москвы и Рязани. В это же время начинается продажа списываемых машин "Скорой помощи" "ГАЗ -21" - знаменитых и вожделенных "Волг с фургоном", способных перевезти за сутки из любого аула в столицу полторы тонны томатов. На огородах появляются трактора и культиваторы, удобрения и пленка для парников.
В условиях Советского Союза все вышеперечисленное могло быть сделано только при условии подкупа множества государственно-колхозных властных распорядителей, от председателя до пашущего тракториста, от завскладом, выносящего удобрения и пленку, до шофера, доставляющего нелегальный груз ночью во двор нового хозяина. Получала, конечно же, свою долю и милиция, закрывавшая глаза и начатые было дела.
Так формировался механизм перекачки денежных средств из центральных областей России в Адыгею с дальнейшей поставкой этих средств в каналы коррупции (обеспечение государственного невмешательства, откуп от милиции и всевозможных контролирующих инстанций, приобретение стройматериалов, нелегальная аренда техники, личное потребление - приобретаемые у спекулянтов золото, хрусталь, ковры, мебель, позднее - контрабандная аудио и видеоаппаратура, одежда, престижные мелочи из Новороссийской припортовой толкучки или краснодарской "Березки", и т.д.).
Параллельно надстраивались механизмы передачи средств от нелегальной деятельности в верхние эшелоны. Например, уже оплаченные колхозами (безналично, т.е. почти неденьгами) машины и трактора, товар для сельских магазинов, стройматериалы попросту не отравлялись с баз и железнодорожных станций по адресам без подношений владетелям-распорядителям перераспределительных структур. Однако нейтральным каналом перекачки средств наверх стала партийная организация с ее четкой иерархичностью и традиционно центральным положением в структуре советской власти.
Помидорная эпопея изменила облик адыгейского этноса так, как не изменили ни русское завоевание, ни коллективизация. Стремительно, буквально на глазах, исчезают элементы традиционной культуры и жизненного уклада. Сохраняются лишь те, которые приобрели новые функции в современной общественной системе. Товарное огородничество, основанное на сверхэксплуатации женщин, привело к усилению традиционного мужского преобладания в семье. Необходимость кооперировать усилия в процессе производства и сбыта возродила клановую взаимопомощь, но крупные суммы денег и сама обстановка нелегального "агро-клондайка" регулярно вносят в эту среду конфликты, которые призваны решать старики, чей авторитет также сохраняется в большинстве аулов. Пожалуй, это единственная авторитетная власть, имеющая моральную санкцию. Оформление своего рода даннической арендной системы возродило псевдотрадиционные формы клиентельских взаимоотношений. Уже говорилось о трибализме в партгосаппарате, но даже в аулах отмечаются попытки возродить некоторые аристократические княжеские комплексы в сфере и брачных отношений, и потребления, что выглядит, как правило, довольно нелепо и есть очевидное проявление нуворишеской психологии.
Уровень доходов по категориям населения определить очень трудно. Современные аулы застроены капитальными одно-, двухэтажными домами, почти в каждом дворе есть машина. Считается, что выручка порядка 40 тыс. руб. в сезон - удача, но не экстраординарная в ценах 1980-х. Вероятно, инфляция в период после 1988 г. быстро повысит этот предел. Многим ли (и кому конкретно) доступны такие доходы?
Судя по всему, из аула вытесняется часть его населения. В 70-е годы шла очень быстрая урбанизация адыгейцев, искусственно ускоренная сносом целого массива аулов при строительстве крупного рисоводческого комплекса ("Кубанское море"). Население было переселено в город Теучежск, расположенный вблизи от Краснодара. Создание этого нового города сопровождалось обычными советскими градостроительными просчетами, наложившимися на этносоциальные особенности. В результате Теучежск и несколько пригородных аулов приняли на себя по отношению к Краснодару тот комплекс функций, который в Московской области выполняют Люберцы и другие маргинальные урбанистические пригороды столицы. Это порождает специфические проблемы, до сих пор игнорируемые властями.
Из аулов явно бегут молодые девушки, которых не привлекает перспектива быстро состариться на помидорных грядках. Они, как правило, стремятся попасть в торговлю, для чего используются родственно-земляческие связи. В Краснодаре растет число "адыгейских магазинов", среди которых первоначально преобладали такие непрестижные, как хлебные и хозяйственные, но постепенно адыгейские продавщицы и товароведы начали появляться даже в сверхприбыльных комиссионках радиоаппаратуры.
В настоящее время Адыгея находится в глубоком социальном кризисе. Помидорная эпопея за двадцать лет сформировала типы спекулянта-монополиста и коррумпированного чиновника, выступающие сторонами симбиотического элитного альянса. Далеко не все адыгейское население, несмотря на его относительную зажиточность, в состоянии получать сверхдоходы от теневой экономики, а инфляция и развал потребительского рынка в СССР грозят поставить уровень средней зарплаты в госсекторе ниже черты бедности (что уже наблюдается в Средней Азии и Закавказье).
Сложившаяся в период 50-70-х годов общественная система могла лишь балансировать на грани катастрофического кризиса, причем фаза ее устойчивости, видимо, неслучайно совпадает с последним периодом роста мировой капиталистической системы. С началом фазы сжатия мировой экономики в 1973 г. (Кондратьевской б-фазы) советская система вступила в кризис, переходящий в коллапс. Попытки исправить положение при помощи перетряски элит в центре и на местах ("андроповский курс", в терминологии праворадикалов в нынешнем руководстве КПСС), которые на Кубани вылились в волну репрессий против коррупционеров разных рангов, от мелких до скандально высокопоставленных, ввергли систему в полухаос. Речь шла, по сути, о нанесении удара по относительно стабилизировавшейся системе социальных ориентиров и связей - вот почему кампания борьбы с коррупцией встретила массовое неодобрение и противодействие, как только она достигла заметного размаха.
Нестабильность в высших эшелонах власти нарушила каналы коррупции и механизма апроприации денежных ресурсов у помидорщиков. Последние, не будучи уверены в прочности позиций очередного партработника, просто прекратили выплату дани. Меры по развитию аренды и кооперации позволили помидорщикам делать легально то, за что недавно приходилось откупаться от властей. Система пошла буквально враздрай. Контрмеры партократической элиты в борьбе за сохранение своего положения отличались грубостью и изрядной долей истерии. Закон о нетрудовых доходах и соответствующая кампания 1986/87 гг. принесли лишь краткосрочное и частичное восстановление доперестроечного статус-кво. Знаменитые гонения И.К.Полозкова на торгово-закупочные кооперативы (мафиозные на 90 %, будем смотреть правде в глаза, хотя и следует особо определить "мафиозность" как ориентацию только на монопольную сверхприбыль при помощи любых средств) не дали долгосрочного результата.
Отрывок из статьи Георгия Дерлугьяна "ГОРСКИЕ КНЯЗЬЯ, ПАРТВЫДВИЖЕНЦЫ И ПОМИДОРЩИКИ: ДВЕСТИ ЛЕТ СОЦИАЛЬНОЙ ЭВОЛЮЦИИ АДЫГЕЙСКИХ ЭЛИТ".
Ноябрь 1989 –июнь 1990
Краснодар - Москва - Нью-Йорк.
Полная версия статьи: http://www.circassianworld.com/RU/Derluguian.html
|