Рассказом о Бзиюкской битве оканчивается свод изустных преданий, сохранившихся у Абадзехов и у соседних с ними племен. Время проведенное горцами в борьбе с русскими станицами и кордонами, систематически подвигавшиеся к предгорьям главного хребта, оставило мало фактов, которые, врезавшись в народную память, могли бы служить пособием для исторического очерка. Время это богато только песнями о личных подвигах джигитов, прославившихся удачными набегами на казачью линию и там же сложивших головы. Слава наездника, по мнению горцев, приобреталась за пределами родины; защита аулов от набегов наших войск считалась делом обыкновенным, от которого освобождались дряхлые старики и женщины, обязанные укрывать детей и домашность, - и действительно: турлучные постройки аула горцами ничего не стоили; существенное наказание за хищничества достигало тогда только цели, если наши войска, предав пламени строения, угоняла в тоже время и скот; но и в таком случае, постройка сакель в более глухом и отдаленном месте от линии и обзаведение накраденным или отбитым у казаков скотом, окончательно изглаживали следы разорения. Аул процветал снова, снова высылал на промысел наездников, вычеркивая из памяти недавнее вторжение русских. Отдавая преимущество набегу перед защитой, горец с гордостью передавал детям своим об удали отцов, которые, презирая опасность, увеличивали имущество и число крестьян своей фамилии, а о вторжениях русских и разорении аулов относился, как о ежедневно ожидаемой невзгоде. Что же касается Абадзехов, - составляющих главный предмет предстоящего очерка, то отделенные от русского кордона племенами Адыге, они видели войска наши - только в аулах по реке Белой, и до устройства Лабинской линии почти безнаказанно производили опустошительные набеги на старые и вновь возникавшие станицы. По рассказам Абадзехов, племя их, по занятии русским населением земель, лежащих на правой стороне Кубани, первоначально не питало к нему ни малейшей неприязни.- Русские на беспокоили их и не простирали видов на их независимость; врожденная же страсть к хищничеству удовлетворялась на землях принадлежащих Темиргоевцам. За Кубанью, интересовала Абадзехов исключительно Черноморская озерная соль, за которую они платили ногайским мурзам скотом или кровью, делая за нее вооруженные экспедиции, а с приходом русских соль выменивалась ими на строевой лес в учрежденных для этой цели соляных магазинах, возле которых открывались базары, где Абадзехи приобретали: ситцы, бязь, сафьяны, сундуки, котлы, разные металлические и пр. предметы, кроме пороха, свинцу, серы и железа, от мены с горцами строго воспрещенных. В добрых отношениях к Русским Абадзехи пробыли до мира с Темиргоевским племенем, заключенного после взятия русскими войсками в 1807 году крепости Анапы. Темиргоевцы, приглашенные турецким правительством участвовать в обороне этой крепости, сочли стыдом возвратиться в свои аулы без славы и добычи, и вот, проходя через земли Абадзехов, производивших во время их отсутствия грабежи, они сделали на них нападение, отбросили их в глубину гор, захватив много имущества и по реке Пшишу - земли. - Между Абадзехами и Темиргоевцами вспыхнула ожесточенная борьба, поставившая последних, разоряемых в тоже время русскими, в крайне затруднительное положение. - Войдя в переговоры с Абадзехами, Темиргоевцы вынуждены были выслать представителей своих в аул Джанкето-Хабль (на р. Пшиш), куда собрались абадзехские тлекотлеши - и там, рукоприкладством к корану, обе стороны присягнули на вечный мир. - С той поры, в каждой партии, выехавшей из темиргоевских аулов поразбойничать на правой стороне Кубани, находились недавние их враги  Абадзехи, изучавшие под их руководством  местность линии. Когда же, в 20-х годах нынешняго столетия, темиргоевский князь Джембулат Болотоков, с шестью подвластными ему аулами, подался от Лабы к р. Белой, сближение с Абадзехами сделалось политической целью соседних с линией адыгских племен. - Будучи поставлены в невозможность вести с русскими открытую вражду, выдав в залог верности аманатов, племена Адыге подстрекали к набегам Абадзехов, были у них вожаками, а князь Джембулат Болотоков водил большие партии их и внутрь линии, где в числе прочих станиц разграблена была Александрия, на р. Куме. Таким образом, мирные аулы, владетели которых получали от правительства за преданность значительные подарки и денежное ежегодное содержание, служили ненадежным прикрытием для русского населения. Отвечая за участие в набегах целостью своего имущества и аманатами, которым угрожала ссылка во внутренние города Империи, они употребляли все ухищрения, чтобы делая вред русским избегнуть ответственности. Так, партия Абадзехов в оба конца пути не заезжала в мирные аулы; избирала места переправы где-либо вдали от них, отчего след, открытый казаками, тянулся вне аульных юртов, по местам глухим, прямо за реку Белую.— Мирные горцы оставались, правыми, тогда как сделанный набег был общим между ними и Абадзехами делом. По невозможности составить перечень непрерывному ряду набегов на кубанскую линию, имеющих в главных чертах сходство и отличающихся только различными результатами, расскажем о набегах Абадзехов незначительными и большими партиями, пополнив раcсказ некоторыми очерками из внутреннего их быта. Абадзехи, до принятия к себе дагестанца,  Магомета Амина, предпочитали делать набег незначительными партиями, и собственно потому что в массе не терпели подчинения. — К тому же, сбор такой партии не губил время на совещания  и в случае  удачи набега, каждый участник в нем рассчитывал на порядочную долю добычи. Нередко случалось, что незначительная партия выскакивала на разбой без всяких приготовлений, разогретая бузою на свадебной пирушке или вызванная приехавшими из отдаленных аулов гостями.  Испытанный в счастье наездник, знакомый с местностью линии и обычаями казаков, несущих кордонную службу, избирался такой партией "таматой" старшиной. Условившись с товарищами о месте первого привала поблизости линии, он разлучался с ними на правой стороне р. Белой и ехал в гости к приятелю своему, какому нибудь мирному горцу. В мирном ауле скрывался от всевидящего армянина, торговавшего в ауле красным товаром, и скрывался вообще от народа, среди которого всегда почти находился приятель кардонного начальства, именуемый лазутчиком. Собрав нужные сведения относительно предпринятого хищничества и пригласив мирного горца в соучастники, тамате делал значительный заворот от аула в камыш или трясину, где поджидали его товарищи, оттуда ворочал коня не север, и к утру, выкупавшись в Кубани, обсушивался с ними в кустах между Кавказской и Казанской станицами, а успел, то и подальше, где либо в балке на речке Челбасах. Днем, хищники не предпринимали никаких покушений, даже и в таком случае, если по счастью казачий табун находился в самом близком расстоянии от их засады. Но как только настанут сумерки, и табунщики по обычаю расположатся похлебать кашицы, хищники мигом на конях, два, три выстрела потрясли воздух и поднятый табун стремглав полетел к реке Кубани за вожаком "уазе". Снаровка горца, ведущего табун, имела в виду попасть сразу не заранее избранное место для переправы, несмотря на самую глухую ночь. На хвосте отбитого табуна, неслись остальные хищники, главною заботою которых было устранить все что могло скоро распространить тревогу. Абадзех искал у казаков не крови, а добычи, и потому если табунщики по оплошности оставались пешими, хищники их не трогали, если же усматривался вестник, скачущий по направлению к посту или станице, то он преследовался до последней возможности и спасением своим обязан был единственно случаю. Очень редко удавалось хищникам переправить целиком табун на левую сторону Кубани и Лабы. При вполне удавшемся набеге, голова табуна была уже за Лабою, а на хвосте его производилась перестрелка с казаками, собиравшими отсталых изнуренных лошадей. Наступающая ночь прекращала преследование. За Лабой, хищники считали себя дома, делали привал и откланивались с мирным горцем, которому предстоял иногда нелегкий труд, безследно добраться до своего аула, куда через несколько дней высылалась часть из отбитой добычи, выпавшая на его долю. - Большие сборы для набегов на линию, при отсутствии администрации у Абадзехов, тянулись обыкновенно несколько недель. Их мог предпринимать лихой наездник из сословия тлекотлешей. Побуждением к такому набегу служили добрые вести, доставленные о линии мирными горцами. Они заключались: в указании места, где сосредоточивались русские войска; в сведениях о числительности войск; в указании местонахождений табунов и стад, принадлежащих казакам. Не оставляли горцы без внимания и характеристику отдельных местных начальников. Сбор большой партии производился с соблюдением строжайшей тайны о предполагаемом пункте набега и времени выступления. Приятели кордонного начальства, готовые за несколько карбованцев продать своих товарищей, находились  и в среде Абадзехов. "Дзепши", начальник отряда, и надежные приближенные к нему наездники, одни знали план набега, обдумывали его до мельчайших подробностей в тайных совещаниях, и отправляли иногда на линию за новостями ловкого, стоглазого лазутчика "пляко", который начинал с того, что брал на себя ложную роль человека, желающего услужить кордонному начальству и прибывавшего искать доброго с ним знакомства. Он поступал обыкновенно в распоряжение переводчика, снимавшего с него допрос. Если переводчик любил пускаться в политические рассуждения, то почти всегда проговаривался... - что и нужно было этому новому знакомцу кордонного начальства. После допроса, отпущенный с честью и наградой, лазутчик в сопровождении казаков достигал Кубани, переправлялся и исчезал. По линии же носились: конверт с припечатанным перышком, заключавший секретные распоряжения о сосредоточении войск, и цидула, предупреждавшая все население о сборах неприятеля. Возвращение лазутчика решало выступление партии в набег. Абадзехи разных аулов собирались в аул, в котором жил предводитель, и там, в присутствии его и мулл, они присягали на коране: с минуты выступления до роспуска подчиняться ему безусловно; непокушаться на измену и довольствоваться равным дележем добычи. Партия размещалась в ауле по саклям, а почетные наездники были гостями предводителя. После роскошного угощения, происходило гадание: хозяин брал косточку "чень" бараний альчик и бросал ее на пол, возле камина. Если косточка падала гладкой поверхностью к верху, то это предвещало неблагоприятный исход предприятию. Набег откладывался, что значительно уменьшало число партии. Когда же косточка падала гладкой поверхностью к низу - уверенность в удачу одушевляла все собрание, и хозяин тоном начальника объявлял немедленное выступление. Сев на коней, партия крупной иноходью пускалось за реку Белую, за реку Лабу и достигала Кубани непременно с закатом солнца. Одна половина партии оставалась в скрытном месте резервом; остальные наездники вынимали "швент" козьи меха с бритой шерстью, вкладывали в них одежду, пистолеты, кинжалы, вкусную провизию, надували их, завязывали и, укрепив на верху ружье и шашку, бросались в реку. Каждый горец одною рукою держался за швент, другою - держал повод лошади, и в несколько минут выносился течением реки на правый берег. Одеться, вооружиться и осмотреть исправность ружей, было первым делом после переправы. Потом наездники заботились скрыть свое присутствие под крутым берегом Кубани, заросшим кустарником или лесом, и из этой засады высылали пешие пикеты, вместе с опытными лазутчиками, знавшими хорошо впереди лежащую местность. Первые располагались поблизости своей партии, а вторые делали засаду поблизости станицы, откуда возможно было бы заметить исполнение казаками обычных правил кордонной службы, а именно: выезд их из станицы и поста для осмотра дороги, а потом возвращение на свои места и после рапорта о благополучии, выпуск из станицы на пастьбу рогатого скота, лошадей, и жителей на полевые работы. Возвратившиеся ползком лазутчики, в один момент поднимали партию. Наездники вскакивали на лошадей , быстро выезжали из засады, рассыпались и совершали нападение. Внезапность нападения и быстрота в захвате скота, лошадей и пленных по истине были изумительны. Не теряя времени на поджоги, ни на погони за каким-нибудь конем, оторвавшимся от стада и канувшим в поле, а также на преследование за казаками, помчавшимся с известием о появлении хищников, наездники захватывали первую попавшую под руку добычу и гнали ее к Кубани. Там принимали ее для переправы на противоположный берег реки оставшиеся в резерве горцы, ведя между тем перестрелку с прискакавшими по тревоге казаками, которые по малочисленности своей не отваживались приблизиться к месту переправы, прикрытому линией меткого огня. Занятые переправой горцы были обнажены, и посредством швентов доставляли на левый берег женщин, детей и растерявшихся, крепко связанных, взрослых пленных, удалых же безоружных казаков, сопротивлявшихся плену, на переправе не было, они были перебиты или тяжело изранены в момент нападения. Что же касается лошадей и скота, то их переправляли в плавь, пуская за вожаком цепью, удерживаемой в порядке боковыми пистолетными выстрелами и отрывистыми криками - хай! хай! Но вот доставление добычи начинает прекращаться; у берега Кубани появляются кони без всадников, появляются кони с двумя всадниками, из которых один ранен или убит, а следом за отступающими хищниками и наперерез им, в рассыпную несутся с гиком казаки. Наступает для горцев критическая минута. Настигнутые на берегу Кубани казаками, они оставляют захваченную и не переправленную еще добычу и сами бросаются в реку под градом казачьих пуль. Отрезанные от удобного спуска к переправе, горцы бросаются в реку с кручи, и гибнут в ней вместе с лошадьми.
Впрочем, атаки казаков, производимые по горячим следам на правой стороне Кубани, в редких случаях были для хищников опасны. Им угрожали атаки подвижных казачьих резервов, иногда поддержанных пехотой и артиллерией, которые, направляясь через известные броды и паромные сообщения, стремились настигнуть партию до реки Лабы и отрезать ей переправу. Тогда, мало того, что бывала отбита добыча, но и хищники терпели страшное поражение. Во избежания подобного несчастья, захваченная добыча без малейшего промедления угонялась к Кубани самым необходимым числом хищников, делая узкую сакму; прочие разделялись на партии и служили ей прикрытием. Большая партия, предводимая самым дзепши, проскакав вне того направления, по которому угнана добыча и скрывалась в первой встречной балке; меньшая - занимала наблюдательными пикетами курганы и возвышенности, допускавшие обозревать как можно большее пространство. За тем начиналось отступление: передовая партия двигалась только ровной рысью, а задняя джигитовала, проскакивая с кургана на курган, с возвышенности на возвышенность, зорко всматриваясь на Кубанскую равнину, где эшелонами уже неслись казачьи сотни. С курганов раздавались сигнальные выстрелы. Кто из пикетных горцев надеялся на коня, тот не трогался с места, прочие во весь дух летели по прямой линии к партии дзепши, который прибавив ходу, выезжал на первую возвышенность, чтобы умышленно обнаружить себя преследователем и заставить их сделать предположение о присутствии в среде его партии добычи. Если заметно было, что хитрость не удалась, и передовые сотни казаков не пропустили узкой сакмы, по которой прошла добыча, а  держались ее, отделяя в то же время особые от себя команды для боя с находившимися в виду их хищниками, то оставшиеся вне действительного направления джигиты, неслись стрелой на неудачно маскированный пункт переправы и увлекали за собой всю партию с ее предводителем. В таких случаях, набег был безуспешен и дорого обходился горцам. Когда же казаки первого эшелона, увлеченные открытием неприятеля и близостью его пикетов, оставляли без внимания узкую сакму, и завязывали перестрелку с смельчаками, хладнокровно поджидавшими их на ружейный выстрел, тогда партия дзепши укорачивала ход и старалась протянуть время в джигитовке с казаками, не отказываясь даже выдержать при этом несколько решительных натисков. Словом, при отступлении большой партии хищников с отбитой добычей, все тактические соображения заключались: во 1-х в том, чтобы скрыть от казаков действительное направление добычи и во 2-х, чтобы посредством смелой демонстрации, дать ей время убраться за Лабу прежде, чем достигнут до этого рубежа преследующие. Вот в этих-то обстоятельствах, знаменитая Кавказская джигитовка делала великое дело, и оказывала горцам важнейшую услугу, задерживая самое горячее преследование и отнимая у преследующих вернейший залог успеха - время.
Перед закатом солнца, партия достигала реки Лабы уже рассеянной, и на своих плечах выносила преследователей на левый берег, поросший лесом и едва проходимым кустарником. Здесь хищники переводили дух, считали себя вне серьезной опасности и провожали возвращавшихся казаков прощальными выстрелами.
За Лабой, в месте безопасном, делался привал, для него избиралась лесная поляна поблизости источника, на которой уже дымились костры, разведенные хищниками, пригнавшими добычу. Группа измученных дорогою пленных, в числе которых взрослые мужчины были связаны, сидела окруженная кострами; женщины, захваченные без детей, рыдали, утешаемые на непонятном языке караульными; теже,  у которых были дети, скрепя сердце утешали и баюкали плачущих детей. Рогатый скот и лошади, оцепленные также караулом, теснились в кутку поляны, лишенные, в видах сохранения здоровья, воды и корму. Положив морды друг другу на спину, животные жадно втягивали сырой,  лесной воздух и стояли как вкопанные. - Возле прочих костров лежали на бурках раненные хищники, раны которых уже были перевязаны; а далее, в неосвещенном месте бивуака, под деревьями, на сучках которых повешено было оружие, лежали трупы убитых хищников, завернутые в бурки и тщательно увязаннные; их окружали товарищи одноаульцы. - По прибытии всей партии, дзепши, обезопасив бивуак секретами, отдавал лошадь снимая оружие и шел к убитым почтить их славную смерть поклонением. - Посидев возле каждого трупа несколько минут с поникшей головой, он уходил опечаленнным. После него то же благоговейное поклонение мертвым делалось и другими наездниками всей партии. - Самым оживленным местом бивуака было то, где зарезанная во имя Аллаха скотина, едва выдержавшая перегон, раздовалась приходящим.
Хотя набег считался удачным и веселил сердце каждого участника в нем, но присутствие убитых и раненных налагало на всех печать глубокой скорби.

Николай Каменев. 23-го октября 1867 года. Ст. Ключевая.